16 февраля №3 (22166)

Труд и антитруд

Профессор В.Ю. Катасонов о последних новостях и инициативах экономического развития России.

– Валентин Юрьевич, прокомментируйте недавние события относительно инициативы нашего правительства о четырёхдневной рабочей неделе.

– Я не понимаю этой инициативы. Эта инициатива идёт вразрез с теми установками, которые были определены в майских указах президента. Были майские указы президента 2012 года, потом 2018 года, но как там ни крути, ни верти, суть их заключается в том, что необходимо как-то оживить нашу экономику. Но любой грамотный человек, который даже не имеет диплома экономиста, помнит из учебников, что есть три фактора производства: природные ресурсы, капитал и рабочая сила. Для того, чтобы оживить экономику, необходимо задействовать эти факторы производства. Если мы хотим, чтобы у нас был экономический рост, и Российская Федерация хочет занять видное место среди мировых экономик, надо задействовать ресурс под названием «рабочая сила». У нас сегодня этот ресурс задействован очень слабо.

Есть официальная безработица, есть, оказывается, категория лиц, которые называются: «лица, не вовлечённые в состав рабочей силы», – это 30 миллионов человек. А если говорить про т.н. «официально занятых» – полтора миллиона здоровых мужиков являются охранниками. Нам необходимо занятых сделать работающими, а незанятых также сделать рабочими. А то, что предлагает Дмитрий Медведев, – дальнейшее расслабление. Мобилизация экономики предполагает усердный труд. Где же тут мобилизация? Это сокращение рабочих дней нужно властям для того, чтобы показать, что у нас, по крайней мере, не растёт безработица, то есть фактически увеличивается число частично занятых людей. А частично занятые люди – это частично безработные.

И вот Дмитрий Медведев желает увеличить число частично безработных людей в России.

– Есть ли всё-таки какая-то выгода властям от этой инициативы?

– Выгода только такая – приукрасить нынешнюю ситуацию. У нас официальная безработица на уровне где-то 5% активного населения, если говорить о скрытых формах безработицы, то, наверное, 20–30%. А если говорить о тех, кто вроде бы официально занят на работе от и до, то большой вопрос, занимаются ли они производительным трудом. Надо провести инвентаризацию вот этой 70-миллионной армии работников и понять, что больше половины не занимаются производительным трудом. Мы не решим никакой экономической и социальной проблемы, если не задействуем главный фактор производства. Классики политэкономии говорили, что источником богатства является именно труд.

– Может ли эта инициатива являться продолжением курса т.н. «цифровизации», или, как говорят, «электронного гестапо»?

– Это вещи, конечно, связанные. Я должен сказать, что Медведев живёт в своей второй реальности. Он считает, что цифровая экономика может накормить, напоить, одеть, защитить и т.д. Для меня это звучит надуманно, искусственно. Мы же не говорим «электрификация» экономики, хотя понятно, что вся экономика держится на электричестве. Или «газифицированная» экономика. Это – идея фикс, внушаемая несведущим, что цифра выведет нас на какие-то орбиты. Ничего подобного, это просто один из элементов экономики, но в основе экономики – тяжёлая промышленность, производство потребительских товаров, оказание обществу необходимых услуг.

За последнее десятилетие произошло изменение сознания человека. Человек говорит «экономика», но это не экономика на самом деле. Экономика создаёт определённый валовый внутренний продукт. Но в нём есть та часть, которую составляет полезный продукт, и есть услуги. Это те услуги, которых люди не просили: риелторские, финансовые, банковские, миллион каких-то посредников, которые ничего не создают. Это те товары и услуги, которые вредны и опасны или, по крайней мере, не жизненно необходимы. Но они создаются и навязываются, даже учитываются в показателях ВВП. В Европейском союзе каждый год нужно отчитываться о том, что у них экономический рост, а экономического роста никакого нет, ведь это полная иллюзия. Поэтому они каждый год меняют методологию расчёта валового внутреннего продукта. Лет 10–15 назад в Германии легализовали проституцию, и услуги проституции стали засчитываться в ВВП. Теперь там, в Евростате, очередная реформа – оказывается, и доходы от наркобизнеса тоже надо учитывать. Как? Я не буду сейчас рассказывать, как это будет делаться, но это уже сумасшедший дом. Люди перестали понимать, что такое труд, а что такое антитруд. И сегодня люди всё больше погружаются именно в эту самую антиэкономику.